Илья Ильич проснулся часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал страх, тоска и досада. Его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
Обломов накануне получил от своего старосты письмо неприятного содержания. Речь шла о неурожае, недоимках, уменьшении дохода и т. п. Это письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Предстояло думать о принятии каких-нибудь мер. Илья Ильич и раньше заботился о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в управлении своим имением.
Предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись и нарушали покой. Обломов сознавал необходимость предпринять что-нибудь решительное.
Он, как только проснулся, тотчас же решил встать, умыться и, напившись чаю, заняться этим делом как следует.
Но потом он рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить в постели, потому что ничто не мешает думать и лежа.
Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.
- Что ж это я в самом деле? - сказал он вслух с досадой. - Надо
совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и..."